В общем, получилось, что в первый раз я согрешил с двоюродной сестрой своей подружки. Сестры бывают разные, а эти были - не разлей вода. Дружили с детства, все время ходили друг к другу в гости. Сестра Идзуми училась в Киото и снимала квартиру у Западных ворот Императорского дворца. Как-то мы поехали с Идзуми в Киото и пригласили ее пообедать с нами. После случая с теткой, нагрянувшей в самый неподходящий момент, прошло две недели.

Когда Идзуми отлучилась, я попросил у сестры телефон, сказав, что хочу расспросить ее об университете, в котором она училась. Через пару дней позвонил и предложил встретиться в следующее воскресенье. Немного подумав, она согласилась. Слушая ее, я убедился, что и она не прочь со мной переспать. По голосу понял. В воскресенье я в одиночку отправился в Киото. Мы встретились, и уже через пару часов оказались в постели.

Два месяца у нас была такая любовь, что крыша ехала. Ни походов в кино, ни прогулок, ни разговоров - о книгах, музыке, жизни, войне, революции. Ничего, кроме секса. Конечно, о чем-то мы говорили, но я почти ничего не помню. В памяти отпечатались только конкретные материальные образы: будильник у подушки, занавески на окнах, черный телефон на столе, календарь с фотографиями, ее одежда, разбросанная по полу... И еще - аромат ее кожи, голос. Я не задавал вопросов, она - тоже. Впрочем, однажды мы лежали в постели, и я вдруг ни с того ни с сего спросил:

- Ты случайно не одна у родителей? Не единственная дочь?

- Одна, - проговорила она с загадочным видом. - Ни братьев, ни сестер. А как ты догадался?

- Да никак. Обычная интуиция. Она поглядела на меня:

- А может, ты тоже единственное чадо?

- Точно, - сказал я.

Вот и все, что удержала память из этих разговоров. “Единственная дочка. Надо же!”