Вокруг - никого, насколько глаз хватает. Куда ни глянь, везде горизонт - на севере, на востоке, на юге, на западе. И больше ничего. Утром солнце на востоке взойдет - отправляешься в поле; подойдет к зениту - значит, перерыв, время обедать; сядет на западе - возвращаешься домой и спать ложишься.

- Да, не то что бар держать на Аояма.

- Да уж, - улыбнулась Симамото и чуть наклонила голову. - Совсем не то. И так каждый день, из года в год, из года в год.

- Но зимой в Сибири на полях не работают.

- Зимой, конечно, отдыхают, - согласилась она. - Зимой дома сидят, там тоже работы хватает. А приходит весна - опять в поле. Вот и представь, что ты такой крестьянин.

- Представил.

- И приходит день, и что-то в тебе умирает.

- Умирает? Что ты имеешь в виду?

- Не знаю, - покачала головой Симамото. - Что-то такое... Каждый день ты видишь, как на востоке поднимается солнце, как проходит свой путь по небу и уходит на западе за горизонт, и что-то в тебе рвется. Умирает. Ты бросаешь плуг и тупо устремляешься на запад. На запад от солнца. Бредешь день за днем как одержимый - не ешь, не пьешь, пока не упадешь замертво. Это и есть сибирская горячка - hysteria siberiana.

Я вообразил лежащего на земле мертвого сибирского крестьянина и поинтересовался:

- Но что там, к западу от солнца? Симамото опять покачала головой.

- Я не знаю. Может, ничего. А может, и есть что-то. Во всяком случае - не то, что к югу от границы.

Нат Кинг Коул запел “Вообрази”, и Симамото, как раньше, стала тихонько напевать:

Пуритэн ню'а хапи бэн ню'а бру