Симамото снова бросила взгляд на свои руки на столе, чуть развела пальцы, точно хотела убедиться, что с ними все в порядке.

- Знаешь, Хадзимэ, как это ни печально, есть в жизни вещи, которые не вернешь. Уж если что-то сдвинулось с места, назад хода не будет, как ни старайся. Чуть что пойдет наперекосяк - все! Ничего уже не исправишь.

* * *

Как-то раз мы с ней отправились на концерт. Симамото пригласила меня по телефону - знаменитый пианист-южноамериканец исполнял фортепианные концерты Листа. Я разобрался с делами, и мы пошли в концертный зал Уэно. Маэстро играл блестяще. Поразительная техника, сама музыка - замечательно тонкая и глубокая, страстные эмоции исполнителя, наполнявшие зал. Но несмотря на все это, как я ни старался, закрыв глаза, сосредоточиться на музыке, она не захватывала. Меня словно отделял от нее тонкий занавес - такой тонкий, что не поймешь, есть он на самом деле или нет. И проникнуть за него не было никакой возможности. Когда после концерта, я поделился с Симамото, она сказала, что испытывала то же самое.

- Что же здесь не так? - спросила Симамото. - Ведь он так замечательно играл.

- Помнишь, когда мы слушали ту пластинку, в самом конце второй части две царапины были. И звук такой - пш-пш. Без него я эту музыку не воспринимаю.

Симамото рассмеялась:

- А как же художественное восприятие?

- Искусство тут ни при чем. Пусть им лысые орлы питаются. А я люблю пластиночку со скрипом, что бы кто ни говорил.

- Может, ты и прав, - не стала возражать Симамото. - А что это за лысые орлы? Про грифов я знаю - они точно лысые. А орлы разве лысые бывают?